Стыд и грусть от бесконечных кругов: моя путаница после Кремлёвской ёлки

Сперва просматривали билеты у Кутафьей башни, а поближе к Кремлёвскому дворцу съездов отбирали родителей. Так все случилось стремительно, что не успели обсудить, где встретимся после торжества.

Веселые пионеры в парадной форме встречали напуганных детей, каждый брал шефство над одним обладателем билета. Одна из девочек-дежурных повела меня в гардероб. Подождала, пока я переоденусь в сменку, и научила класть номерок под пятку, чтобы не потерять его.

Важно было не потерять билет с волшебным словом «подарок». Мама дала мне сумочку с носовым платком, туда же отправился и номерок, и билет. Фойе было огромным, елка тоже была огромной, а количество детей поражало: все казались избранниками судьбы, получившими приглашения за хорошую учёбу и поведение.

Помня хороводы под елкой и игры с Дедом Морозом, вспоминаю, как водила уже своих троих детей на новогодние праздники. Из того дня конца 80-х остались только «ёлочка, гори» и смущение от необходимости брать за руку незнакомого, пусть и тоже избранного, ребёнка.

Вероятно, радиомикрофонов для актёров тогда ещё не существовало, и озвучить большой зал обычными микрофонами на стойках было невозможно. Я сразу поняла, что артисты открывали рот под фонограмму и, лишенные возможности проявить артистизм голосом, компенсировали это чрезмерными движениями. Если уж нужно было недоумённо развести руками, то делали это настолько широко, чтобы зрители из самых дальних рядов могли всё увидеть.

Сюжет новогодних представлений 1980-х годов и 2020-х годов похож: отрицательные герои препятствуют положительным выполнить долг, но зрители помогают справедливости победить, а положительные прощают всех к празднику.

Сладкий подарок на кремлёвской ёлочке выдавали не в мешочке, а в красной пластмассовой шкатулке в форме кремлёвской башни, скорее всего, Спасской. Запах от этой шкатулки запомнился и до сих пор вызывает те же ассоциации: запах пластмассы — предвкушение чего-то хорошего. После представления пионеры помогали растерянным детям получить подарок, неуклюжим — одеться, и провожали на улицу.

На площади возвышалась ещё одна большая ель, вокруг неё с красными пластиковыми башенками в руках двигались дети. К шествию присоединялись всё новые группы одетых людей. Это уже не был хоровод, а парад-аллея потерявшихся малышей. Площадь ограничивался низким забором, за которым взволнованные родители искали своих детей в толпе и наперебой звали их по именам.

Вместе со всеми я прошла один круг — вглядываясь в лица взрослых. Второй круг — игнорируя крики «Маа-ша», «Вова, Вова», «Юля, я здесь». Третий круг — сквозь слёзы оборачиваясь на всех, кто звал Ир, Ирочек и Ириш. Из-за гвалта и нервной обстановки дети, которым кричали, не оборачивались и заходили на новый круг, а родители, которых искали глазами, оставались незамеченными. Редких счастливчиков буквально выдёргивали вверх из толпы или помогали перелезть через ограду.

Была уверена, что мама и папа ждут там, где мы расстались, и не знают о новом месте встречи. Но вдруг — к счастью! — в толпе мелькнули румяные лица родителей в меховых шапках. Пробились в первый ряд и наконец забрали с этого кругового конвейера.

В вагоне метро я с нетерпением открыла дно пластмассовой башни так же, как будто у меня был лотерейный билет, а по телевизору начался розыгрыш «Спортлото». Внутри лежали мамин любимый «Мишка косолапый», бабушкина любимая «Маска», не для всех зубов подходящий «Грильяж» с белочкой на фантике, липучие ириски «Золотой ключик» и «Кис-кис», всегда остающаяся напоследок «Ласточка» и квадратики черносмородинового суфле в сиреневой блестящей обёртке. Все это были довольно дефицитные и дорогие конфеты, поэтому содержимое подарка предстояло растянуть хотя бы до конца каникул.

Как положено положительным героям, я быстро отнеслась к организаторам уличного испытания с пониманием. Но до сих пор, стоит мне почувствовать гордость или избранность, как сразу возникает ощущение множества таких же избранных людей в толпе, где нас невозможно отличить друг от друга.

В праздничной иллюминации порой неожиданно охватывает чувство одинокой грусти.