Поцелуй на прощание: история бабушки, взросления и любви
Бабушке восемьдесят пять лет. Январь. Мы на даче, уже на моей. Мне сорок лет — я большая. Купила дом. Она с нами, самостоятельная и «пилит» деда. Правнуки запомнят беляши и вертуту, её идеальную причёску, аристократичные манеры, английские кофточки девочки из-под Николаева. Она сидит в центре комнаты на диване и улыбается, а мы шумно у камина играем в «Монополию». Дети перекрикивают друг друга, торгуются за вокзал.
Перед сном, чтобы не слышать голоса сотен людей, с которыми общалась за день (профессия — пиарщик), я фокусируюсь на каком-то ярком моменте, и шум уходит: это может быть чья-то симпатичная шея, или печенье Юрино, или хруст снега. Но в последнее время я всё чаще скатываюсь в какое-то мрачное состояние. Бабушка взяла за привычку после нашего разговора по телефону (мы часто общаемся) тихонечко плакать при прощании…
Каждое прощание похоже на последнее, и эта мысль преследует меня. Мы не говорим об этом. Я погружаюсь в отчаяние, осознавая близость конца. Но я с упоением верю в нашу будущую рассаду, летние перцы и помидоры. На последних совместных фотографиях я делаю селфи, а она морщится, напрягая зрение в «Леруа» (его больше нет) рядом с витриной, на которой сотни пакетиков семян огурцов. Это время зимних каникул на даче, впереди самое важное — рассада.
До сорока двух лет я была внучкой. После смерти бабушки рассаду на подоконнике, предназначенную для меня, её шести соток и пары подружек в возрасте от воchenta до восьмидесяти восьми лет, не удалось выбросить. В итоге все сто пятнадцать кустов помидоров были посажены мною. Вот так началась моя собственная дача.
В настоящий момент изучаю редкое издание на сайте «Авито»: воспоминания критика и историка кино Коры Церетели о детстве и жизни в Тифлисе. Книга очень теплая, где связь между людьми, живущими через балкон в «итальянских» двориках, продолжается бесконечно, как встреча с Параджановым.
Связь человека с местом рождения очевидна и неоспорима, хотя никак не доказана. Древние греки называли её «гением места». Это тонкая и живая субстанция, постоянно напоминающая о себе. Попав в Тбилиси, примерно в десятом году жизни, я сразу почувствовала связь с этим «домом» (или скорее, отсутствие своего). Кора пишет о довоенном детстве: «Жизнь моей семьи была подключена к кровеносной системе города, улиц, двора с его многообразным человеческим общением. Ни дня не проходило без того, чтобы стол накрывался бы только для членов семьи». Как же я тогда удивилась, почувствовав, что домом может быть целый город! И почему у меня этого нет?
Мои взаимоотношения с Калининградом, городом моего рождения, всегда были непростыми. С детства в памяти врезался образ немцев, приезжающих умирать на свою родину. Руины другой цивилизации. В 16 лет я уехала оттуда в Москву к бабушке и не могу сказать, что Кант пишет мне как скучает. Дом и традиции этого непрерывного стола (образа твоего собственного Тифлиса) нам с бабушкой приходилось создавать самим.
Я помню, как бабушка всегда со слезами рассказывала о доме детства в Николаеве с виноградником. После замужества за военным лётчиком её дом остался позади, и она постоянно переезжала. Когда у неё на пенсии появилась дача под Чеховым, я ездила туда летом и зимой. И мы вместе проходили этот удивительный цикл жизни: от семечка до кустика, от высохшей крошки на салфетке до ароматного помидора.
Когда появились дети, я запускала их в огород постигать жизнь. В тазу их было легко мыть и кормить сразу с грядки. Тогда весь мир был размером с этот таз. Всё самое важное случалось на даче — по пути на озеро с дедом и удочками. Мы знали адреса всех подсолнухов.
2020-й. Весь карантинный грустный момент постиг меня именно тогда, когда бабушка отправила по Вотсапу фотографию моей любимой вертуты. Это был новый год — первый раз не вместе, не разогревая печь на даче (мы уже переболели ковидом). Дети буквально выросли на вертуте, почти каждую неделю мы получали из Бутово в Крылатское волшебную колбасу — блюдо из бабушкиного короткого и страшного детства, когда ещё до войны её няня-молдаванка пекла эти рулеты из пресного вытяжного теста. И вот я пишу в ответ: «Вау, бабуля, отправить к тебе курьера?». На что она отвечает: «А теперь сама, внученька, теперь сама».
