Непобедимая Лена. Как мама двоих детей потеряла руку и ногу и начала новую жизнь
Я больше не могла
Всегда завидовала тем, кто нашел себя. Кто занимается любимым делом, чего-то в нем достиг, кто идет на работу с улыбкой и радостью.
Я окончила юридический факультет, но по специальности никогда не работала. Вышла замуж, родила детей — и понеслось «счастье домашней хозяйки». Магазины, приготовить, постирать, покопаться в огороде. Сына с дочкой развезти: садики, кружки. Гимнастика, хоккей, все подряд. Постоянно занята. И постоянное ощущение, что это не жизнь, а ужас. Да, ращу детей. Но их все растят, это наше предназначение. А что ты еще делаешь? Однажды стою в крупном сетевом магазине у траволатора, думаю о своем. А фоном — постоянный звук. Вниз, в супермаркет, пустые тележки поехали. Вжик-вжик. Оттуда — поднимаются тяжелые, полные продуктов. Вжу-ух. Вжу-ух. Туда-сюда, вверх-вниз. Люди ради этого живут, деньги зарабатывают. Придет время умирать, поймешь — на какие глупости жизнь потрачена. Но уже поздно будет, ничего не изменишь.
…Спустя время, поздним вечером, я ехала по Новорижскому шоссе.
Машину я вожу давно, никогда никаких аварий. И вдруг — у меня пробивает колесо. Автомобиль теряет управление. Меня начинает крутить, выносит на встречку. Страшный удар. Машина влетает водительской стороной в столб, он начинает падать. Я потом видела фотографии: авто раздавлено полностью. Шансов выжить нет.
Но мне удается. Удар в столб настолько силен, что я выбиваю своим телом пассажирскую дверь и вылетаю наружу — за доли секунды до того, как автомобиль превратится в груду железа. Нога зажата в машине, в этот момент ее отрывает. Рука вся искромсана. Я падаю на железный штырь, который входит в мягкие ткани совсем рядом с позвоночником. Пустая ночная дорога. Страшная кровопотеря. Но мне снова везет. Сзади ехал мужчина, он остановился, бросился ко мне. Перевязал ремнем ногу, вызывал «Скорую».
Меня отвезли в Истру, в ближайшую больницу. Потом перевели в Институт Склифосовского. Целый месяц пытались спасти руку. Аппарат Илизарова, еще что-то. По четыре раза в день кололи опиоидные обезболивающие. Медсестры постоянно пытались как-то поудобнее меня разместить, положить, подвесить мне руку, но боли все равно были адские. Казалось, что в тело заползли мухи, отложили яйца, что меня изнутри едят червяки. Поэтому я сама просила, чтобы руку отрезали. Я больше не могла.
Другое имя
После операции сильные обезболивающие, от которых в голове постоянный дурман, колоть перестали. Я начала постепенно приходить в себя, учиться есть левой рукой. Вопроса «За что мне это?» себе не задавала. Считаю, он изначально неправильный. Каждый в чем-то виноват, у всех есть скелеты в шкафу. Но бог никогда и никого не наказывает. Он только дает тебе уроки, повод для размышления. Поэтому надо спрашивать другое: для чего это произошло? И еще надо в любой беде находить что-то положительное.
Казалось: что хорошего можно найти — в моей? Но я увидела фотографии машины — раздавленной, словно пивная банка. И решила: да все хорошо, просто замечательно закончилось!
Подумаешь, нет кусочка ноги и кусочка руки. Зато голова цела, позвоночник цел. А задень тот железный штырь спинной мозг — я бы вообще осталась растением. Еще в больнице стала искать поводы для радости. Например, вытаскивала здоровую ногу из-под одеяла и любовалась, что она у меня теперь стройная, изящная, как у семнадцатилетней девочки. Я ведь похудела после аварии на двадцать килограммов.
Однажды решила: пора подкраситься. Немного, нежненько. Только нанесла макияж — входит главный врач. Говорит: «Приехал Мамонтов, будет снимать программу «Специальный корреспондент. Кто готов участвовать?» Кричу: «Я готова!» А сама думаю: «Надо же, будто почувствовала, что у меня начинается «телекарьера». Когда передача вышла, посыпались звонки — от дальних родственников, приятелей, знакомых со всего мира. Никто не верил в то, что со мной случилось. Некоторые укоряли: «Зачем молоть такую чушь — что у тебя руки и ноги нет? Неужели настолько хотелось на экран попасть?!»
…У нас свой двухэтажный дом, и первое время я выше первого этажа не забиралась. На одной ноге, да еще без руки по лестнице прыгать нереально. Потом начала на попе подниматься. А вниз — вместе с детьми съезжали на подушках. Им весело — игра. Я тоже смеюсь.
Все теперь другое. Даже игры. А еще я имя сменила. Просила всех называть меня не Леной, а Аленой. Бабушка когда-то называла меня Аленушкой. И сейчас я чувствовала себя, как в детстве, беспомощным ребенком. Ласковое имя защищало.
Первый год вообще ничего не делала. Адаптировалась морально. Привыкала. Но потом бездельничать надоело, и я решила: каждый день чему-то учиться.
Готовить одной рукой очень сложно, но меня азарт охватил: «Неужели не смогу?» Сначала, чтобы сварить суп, я ждала, пока кто-то поможет, почистит овощи. Теперь легко справляюсь сама. И картошку чищу, и морковку. Как? Очень пригодились шинковки — которыми раньше я почти не пользовалась. Ставлю высоту зазора на самый минимум — и вперед, очень аккуратно получается.
Почти все по дому могу, даже гладить. Единственное, что не выходит, — заплести дочке косички.
Очень сложно было — выйти одной на улицу. Еще сложнее — самой проехать на метро. Я много падала — баланс у тела нарушен. Всегда валилась на правую сторону, это больно вдвойне.
Протез ноги поставили не сразу. Прежде пришлось делать еще две реампутации — исправлять ошибки врачей в Истре. Руку тоже оперировали, подделывали сустав. Протез руки у меня есть, но я его не ношу. Он ведь только маскирует проблемы. Тяжелый, резиновый, «делать» ничего не умеет. Поставить умный, с электроникой? Я про такие слышала. Но у меня пенсия — 4700. Плюс две тысячи от соцзащиты. Не разгуляешься. Будь первая группа инвалидности, платили бы больше. Но дали только вторую. Говорят: «Вы улыбаетесь, голова работает, ходить можете, а первая — только совсем тяжелым положена». И детские пособия тоже не получаю — потому что я не работала никогда.
Стальное преимущество
Года через два после аварии я снова стала чувствовать себя не беспомощной Аленушкой, а Леной. И физически опять могла стать — обычной домашней хозяйкой.
Но только все изменилось — внутри меня. Я полностью переосмыслила отношение к себе, к жизни, к людям. И стала заниматься благотворительностью. Основала собственный фонд — «Подари Любовь Миру». В Подмосковье, где я живу, мы проводим фестивали «Всей семьей». Только что закончился третий — в городе Балашиха. Получилось просто потрясающе! Мыльные пузыри рекой, мастер-классы, научное шоу, дети все разукрашены аквагримом. Дивизия Дзержинского привезла полевую кухню, кормила всех солдатской кашей. Пожилые люди пели военные песни, танцевали. Артисты дали великолепный концерт. Развлечений на весь день. А на прощание мы всем еще и подарки подарили.
Еще у нас есть замечательная программа для инвалидов «От знакомства до супружества». Сначала, в течение года, участники общаются на форуме, находят интересных людей для знакомства. А потом мы их вывозим на три недели в дом отдыха. Проводим тренинги, учим — и общаться, и просто себя обслуживать. Работаем, в том числе, с родителями.
Некоторые мамы моют головы сорокалетним сыновьям-инвалидам. Мы их убеждаем: «Не делайте этого!» Пусть полы зальет, пусть не получается, пусть старается — но человек должен все делать сам. Он себя тогда и чувствовать по-другому будет.
Инвалиду обязательно надо уметь превращать собственные недостатки в достоинства. Ни у кого нет железной ноги, а у меня есть. Я не скрываю протез, летом иду на своей стальной ноге в шортах, с двумя детьми, с гордо поднятой головой. Счастливая, довольная. Никогда не обращаю внимания, как на меня смотрят.
Однажды стою у метро, кого-то жду, задумалась. Замечаю краем глаза: по лестнице спускается пожилая женщина, ярко одетая. Я еще подумала: «Молодец, какая красотка, за собой следит». И вдруг вижу: она возвращается. Сует мне полную руку мелочи, говорит: «Возьми, детка!» Я говорю: «Не надо, что вы!». Но она и слушать не стала. Пришлось оставить милостыню себе. Жаль, я не спросила пожилую даму, как ее зовут, хотя бы в церковь пошла, свечку за нее поставила.
…Когда ты становишься добрым, когда ты на самом деле искренне всех любишь, плохих людей вокруг тебя не остается. Они отсеиваются.
До аварии у меня было как у всех — случалось, и в магазине нахамят, и в автобусе толкнут. А теперь попадаются только хорошие люди. Мне всегда уступают место, хотя не особо видно, что нет ноги, и руку я прикрываю. Мне всегда улыбаются, всегда хотят сделать что-то хорошее. Был случай. Еду в метро. Мужчина уступил место. Но я не успела сесть мгновенно, баланс у тела ведь нарушен. Пока примерялась, вместо меня плюхнулась какая-то тетушка. Я ничего не стала ей говорить, прошла дальше. Мне снова уступили место.
Недавно захожу в магазин. Подходит моя очередь — а там эта женщина за кассой. Я ее не запомнила — и не узнала. Зато она — так обрадовалась! Говорит взволнованно: «Какое счастье, что я снова вас встретила, что я могу извиниться. Ведь я тогда не поняла, что у вас ручки нету и ножки нету. Простите меня, пожалуйста! У вас есть дисконтная карта? Нет? Давайте я по своей пробью. И всегда приходите, я вам буду со своей скидкой делать!»
…После аварии прошло уже несколько лет. Но до сих пор остались фантомные боли. Тело, видно, помнит последние ощущения перед ампутацией. Нога, перед тем как ее оторвало, была зажата, — и до сих пор мучает дикое ощущение сдавленности. А несуществующая рука иногда просто болит — как болела перед тем, как ее отрезали.
Очень помогает йога. Я делаю много дыхательных упражнений. Асаны — те, что позволяет мое тело. Занимаюсь каждое утро по два часа. Вижу, насколько тренировки улучшают качество жизни. В следующем году планирую открыть в родной Балашихе реабилитационный центр для ампутантов. В нем обязательно будет отделение йоги. На Западе ее целебный эффект признан давно, подобные центры для инвалидов везде. А у нас — ни одного.
…О моей истории многие знают, я часто получаю письма, на все отвечаю. Однажды написала молодая мама из Череповца. Она родила дочь, и у девочки — точно как у меня — нет правой руки и ноги выше колена. Женщина пишет, что очень страдает, слезы льет круглые сутки. А я ее встряхнула: «Ты что? Твоя доченька, наоборот, богом отмечена и, может быть, станет самой счастливой». Летом обязательно к ним поеду, помогу, поддержу.
Какая у меня мечта? Примитивная. Хочу машину. По делам фонда приходится много ездить, а на протезе это очень тяжело. Пока дойду до остановки — уже растерла ногу в кровь. К вечеру — сплошная рана. Мне советовали: «Напиши в какой-нибудь автомобильный концерн, попроси». Мне ведь даже не ручное управление нужно, а просто коробка-автомат, ну, и педаль газа на другую сторону перекинуть.
Но просить — это не мое. У меня однажды на маршрутку тридцати рублей не оказалось — я тоже не стала просить. Пошла от метро пешком. Четыре километра.
…А еще есть мечта глобальная. Лет через тридцать я представляю себя на берегу океана, в своем доме с большими, панорамными стеклами. И такое спокойствие, счастье — что ты все сделала. Дети выросли, у них своя замечательная жизнь, все сыты, накормлены. И я спокойна, что все им дала и теперь могу жить в свое удовольствие.
Хорошо было бы, правда? Но, скорее всего, не получится. Дети родят внуков, внуки — своих деток. Так что покой нам только снится! Да и скучно станет. Я ведь люблю экстрим, вовлекаю других инвалидов — и сама летаю на дельтаплане. А на будущий год хочу с парашютом прыгнуть. Разве усидишь с моим характером в тихом особняке с видом на море?
Беседовала Анна Литвинова.
Читайте также: «Открою страшную тайну: инвалиды занимаются сексом не меньше, чем «нормальные»
