Корреспондент о страхе, боли и позорном опыте на пожаре «Зимней вишни»

Мы не предполагали, что это будет трагедия

Из редакционного чата узнала о случившемся от коллег. Наш фотограф прибыл туда сразу после начала эвакуации, живёт он недалеко и с первых минут снимал происходящее. Новостной редактор также находился на месте событий. Я приехала им помочь, ведь в таких ситуациях нужно всем объединяться и работать вместе. Пробыла на месте около 17 часов. Пожар, по официальным данным, начался в 16.00.

Мы не ожидали такой страшной трагедии. В поездке я видела фотографии с большим числом обнажённых людей на улице. Очень надеялись, что всех эвакуировали и будем наблюдать горящее здание, пожарных, борющихся с огнём, и говорить с очевидцами начала происшествия. В пути не знала, что внутри остаются люди. В пути мне встретилось видео в Instagram, где из окна выскакивает человек, и сразу стало ясно, что всё очень опасно, всё очень серьёзно.

По прибытии я обнаружила всё оцеплено, дорога перекрыта. С таксистом проехали дворами, вышла и нашла коллег. Решили пробираться за оцепление. Увидели мэра (Илья Середюк — прим. Ред.), который уже находился за оцеплением. Быстро его догнали, пристроились и шли просто за ним. Мэр не стал препятствовать.
Мэр находился там достаточно давно, видимо, примчался в чем был, потому что потом ходил переодеваться. Он сразу дал комментарии о количестве эвакуированных людей, работе пожарных расчетов, возможности оставшихся людей и их точном числе неизвестно, а также о том, что не все помещения удалось пройти.

Мы разошлись. Дмитрий Кирюшин, заместитель главного редактора, направился в штаб, где находились журналисты и стекалась официальная информация. Я пошла на другую сторону. Там, напротив торгового центра, небольшая дорожка вела во двор, и через нее на обочине стояли люди. Плакали они много – порядка тридцати человек. Это были родственники тех, кто остался в торговом центре. Большинство из них – родители детей от двух до двенадцати лет, и большинство из этих детей остались в кинозалах. Родители ждали информации, не зная на тот момент, увезли ли кого-то из детей в больницу, эвакуировали ли их или они все еще находятся в торговом центре.

Там люди стоят, у людей горе

Девушка Екатерина из Рудничного района приехала к торговому центру на автомобиле, чтобы отвозить раздетых людей домой, но опоздала. Клич в социальных сетях помог: люди вышли без одежды, развезите их, и многие сразу же приехали и доставили всех по домам. Except тех, чьи детей не могли найти. Екатерина стояла и не знала, куда приложить свои силы. Мы с ней объединились и пошли за чаем. В киоске продавщица нам бесплатно дала целую сумку с пирогами, чтобы мы тоже раздали. И очереди сказала: «Пока я этот чай не налью, я никого обслуживать не буду, там люди стоят, у людей горе». Мы этот чай раздали, и, пока раздавали, завязался разговор.

Я узнала, что одна женщина приехала из поселка Трещевский. Всего четверо родителей, учительница и шесть детей прибыли сюда. Шесть девочек остаются в «Зимней вишне». Она говорила: «Очень страшно, там же невозможно дышать, наверняка не выжили». У нее постоянно были слезы, ей было очень тяжело.

Я познакомилась с женщиной, которая искала мужа и сына. До последнего момента она надеялась, что их удастся найти. Мы простояли рядом с ней с пяти до восьми вечера, я решила никуда не уходить. Рядом был теплый автобус, в котором люди могли находиться, но все предпочитали стоять на улице, чтобы быстрее услышать, узнать. В автобусе работал психолог МЧС, периодически он общался с кем-то, выходил и предлагал помощь. С первых часов родственникам оказывалась психологическая поддержка. К автобусу приезжало огромное количество волонтеров — с чаем, водой, пледами. Узнав, что люди стоят на улице, волонтеры откликнулись и захотели помочь. За 60 километров из деревни приехала женщина с молоком и раздавала его.

Специалисты обзванивали больницы и изредка сообщали списки найденных там людей. Все надеялись, что дети находятся в больницах, жадно ловили каждое слово и счастливцы узнавали фамилии своих родных, но их было мало. Большинство не дождалось.

Примерно в восемь вечера нас попросили пройти в штаб, организованный в школе №7. Она находилась недалеко от центра «Зимняя вишня». Мы пошли колонной, родственники уже собирались – порядка пятидесяти человек, кто-то подъезжал постоянно, некоторые сначала не знали, что их близкий человек пошел в кино. Мы шли в школу дворами и оказались вдоль стены, где особенно сильно вел огонь. Родители останавливались, замирали, видя, как здание горит, как из окон идет дым, как пожарные пытаются тушить с внешней стороны, как кричат друг другу «уходи, уходи, упадет сейчас, убьешься». Пожарные работали круглосуточно, приходили в штаб на короткие перерывы, поесть, попить воды и уходили опять работать.

Привели нас в штаб, разместили в спортивном зале, где уже стояли столы, стулья, лавки. Затем интернет-компания Good Line привезла зарядные устройства. Обеспечили горячим питанием и медикаментами, ближе к ночи приехало много психологов. В одиннадцать вечера я уехала из штаба, когда к моей знакомой женщине, которая ждала информации о муже и сыне, приехала тетя. В её присутствии я решила вернуться домой.

Второй день начался с беседы с очевидцей — женщиной, сбежавшей из здания вместе с детьми. Материал был передан редакции «Газеты», после чего путь лежал к торговому центру. Прибыв туда вместе с коллегами, мы увидели, что родственники были крайне удручены…

Мы большую часть дня провели с сотрудниками МЧС, которые постоянно общались с нами, были брифинги, и с администрацией, с мэром. Все с нами созванивались. В свободное время мы ходили к мемориалу, где люди принесли цветы, игрушки. Это было огромное количество горожан, все воспринимали горе как личную трагедию. В ночь с 26 на 27 марта вся улица была занята людьми, вплоть до трамвайных путей, все шли к мемориалу и поток не иссякал, все очень остро переживают эту беду в нашем городе.

Город оказался не готов

Город не был готов к случившемуся, люди не были готовы к величине трагедии, к чему-то подобному невозможно быть готовым.

Следователи выясняют обстоятельства трагедии: как был построен торговый центр, почему система оповещения не работала и сигнализация была отключена (19 марта, по словам очевидцев, она «орала четыре часа и после этого приняли решение ее отключить»). Причины неисправности порошкового и водного тушения. Почему эвакуационные выходы, предназначенные для автоматического открытия при пожаре, не функционировали — из пяти закрытых только один люди смогли открыть самостоятельно.

В числе героев оказались работники магазинов, извлекавшие людей из горящего здания. Фотограф Евгений спас тридцать детей, и я сама разговаривала с ним – он вместе с товарищем вывел их из игровой зоны, где происходил пожар. Также много достойных поступков проявили обычные люди, желавшие помочь. Среди них учительница Татьяна Дарсалия, которой сейчас посвящают многие речи. Она выводила детей, вытолкнула собственную дочь и погибла сама, задохнувшись дымом, уступая детям дорогу вперед. Необходимо отметить, что некоторые сотрудники центра не прилагали усилий к спасению людей.

Была ещё одна беда: не все восприняли пожар всерьез. Когда люди убегали и кричали «пожар, пожар», многим, как и нам по пути туда, казалось, что всё не так страшно, что успеют спуститься, собрать вещи. Но в это время счет шел на секунды, огонь распространялся мгновенно. Первый пожарный расчет прибыл через три минуты, но никто не ожидал такого развития событий.

Много гнева

Казалось, вокруг пожара множество лжи властей. Скрывают что-то от нас? Уменьшают количество жертв? В ситуации горя люди склонны испытывать гнев и верить в самое страшное. Это беспрецедентная трагедия, такого не было никогда. У нас в области были аварии в шахтах, но когда шахтеры идут под землю, каждый из них, взрослый человек, знает, что рискует жизнью. А здесь дети, и это намного страшнее.

Доказано, что была провокация пранкера, звонившего в морги и сообщавшего о сотнях погибших. Из штаба говорили знакомым, что это неправда, просили их не распространять информацию про триста тел, не травлю жертв трагедии. Потому что когда пишут, что тела прячут, люди сразу думают, что не найдут своих детей, у них паника, ведь они тоже сидят в интернете. Когда лично просила не распространять эту информацию, говорили, что я продажный журналист и все врем. Но это не так, действительно видели количество людей, которые ищут родственников, там просто не было трехсот родителей, плачущих в штабе, это неправда, такого быть не может, чтобы человек пропал и никто его не искал.

27 марта у всех родственников взяли образцы слюны и крови для проведения ДНК-экспертизы. Температуры были очень высокими, более семисот градусов. Из-за этого есть риск, что кого-то могут не опознать из-за поврежденных останков. С самого начала информация предоставлялась корректно, ничего не скрывалось.

На площади во время стихийного митинга отобрали группу из пяти человек — двух женщин и троих мужчин. Некоторых из этих пяти я знаю лично: это честные, порядочные люди. В машину они сели и поехали в морг считать тела. Представляете, как было им страшно смотреть на тела, сверять списки, чтобы убедиться, что никто никого не прячет. После этого они вернулись на площадь, вышли к толпе и сказали, что вас не обманывают, списки совпадают с количеством тел, все проверено. Что же им ответили? Что они врут и жертв всё равно больше. Отвратительно, мерзко было слушать.

Мне хочется верить, что большинство поступали не из корысти, а из страха. Страх заставлял искать виновных, не верить и ссориться. Не для того чтобы получить от этого что-то в свою пользу, а потому что им так плохо.

Все в городе слушали рации, никто не мог спать: всё население, не только те, кто потерял близких или кому это нужно было по работе, хотел знать, что происходит. Каждый воспринял трагедию как свою, и все растерялись, накрутив друг друга. Чиновники тоже оказались не готовы к такому масштабу и допускали ошибки, за которые становилось стыдно. Мэр же в первые же минуты вышел к митингующим — без охраны, к разъяренной толпе, честно пытался объяснить свою точку зрения, но его никто не слушал. Всем было очень тяжело.

На площади находились родственники и горожане, искренне переживавшие трагедию. Родственников было мало, поскольку большинство из них оставались в штабе, ожидая информации и опознания. Несколько человек всё же смогли присутствовать, например, Игорь Востриков, лишившийся в пожаре всей семьи: жены, младшей сестры и трёх детей. Я разговаривала с людьми в толпе – это были знакомые, друзья, люди, которые сильно сопереживали и пришли поддержать. Было много пожилых людей и среднего возраста, никаких «накачанных молодёжи», как говорили, не было.

Конечно же были провокаторы, находившиеся под воздействием алкоголя, которые кричали о трехстах жертвах. Я не могу сказать, кем именно являлись эти люди, город большой, неадекватных хватает везде. Были и те, кто хотел выступить с критикой ЖКХ или отставки администрации, но это обычное явление на любых митингах. Большинство пришли поддержать память погибших, в какой-то момент людей было больше тысячи. Нельзя игнорировать участников митинга и утверждать, что их не существовало – это несправедливо по отношению к погибшим и тем, кто скорбит о них.

Мы все считаем себя виноватыми

Вчера состоялось заседание суда по мере пресечения для задержанного. Коллеги присутствовали лично, а я следила за трансляцией. Пришла к выводу, что не смогу появиться – закончились силы.

Мне жаль тех, кто потерял близких. В первый день мы верили, что кого-то найдут живым, что кто-то окажется в больнице, может быть, без сознания, или его эвакуировали. Во второй день начали находить погибших, начались опознания. Женщина, с которой я познакомилась, потеряла сына и мужа – самых главных людей в своей жизни. Мне очень жаль её, страшно за неё.
Я переживаю и за всех остальных, у кого погибли родные. Я столько времени провела с ними, говорила с ними, и мне было неловко, что я журналист, что нахожусь рядом и мешаю им. Было стыдно и страшно. Все, кто спасал людей на этом пожаре, говорили: «Я жалею, что не вывел больше, жалею, что не смог еще раз подняться». И все, кто находился рядом, сейчас испытывают огромное чувство вины. Мы чувствуем свою вину, поскольку не смогли спасти. Постоянно размышляем о причинах случившегося.

У нас много психологов: от МЧС и института имени Сербского, помогающих родственникам, и юристы от «Опоры России», создавшие штаб на месте трагедии. Там консультируют бесплатно тех, кто косвенно связан с происшедшим – журналистов, свидетелей и всех тяжело переживающих случившееся.

Психолог пообщалась со мной на второй день, когда мне стало тяжело. Одна из девушек подошла ко мне и предложила помощь: «Вы как-то выглядите не очень». Дала нашатырь, поговорила со мной, и мне стало немного легче. Все были неравнодушны, журналистам оказывали большую поддержку. Волонтеры из Кемеровского медицинского института собрали деньги, купили продукты, привезли и кормили нас. В штабе было организовано питание, но нас там было много, и журналистам было неудобно брать горячее. А тут печенье, чай — мы же там сутками находились. Эти волонтеры так заботились о нас: спрашивали, сколько сахара класть, сами размешивали, разносили… Совсем молодые девчонки, второй курс, мы им очень благодарны.

Работа коллег, которые участвовали в тушении пожара со мной, заслуживает высокой оценки. Мы действовали согласованно, старались помогать друг другу, обменивались контактами и советами. Не наблюдала случаев грубого, неэтичного поведения или попыток извлекать выгоду из произошедшего. Все вели себя достойно.

Ни в морге, ни на выносе тел мы не были. Сразу всё решили: так делать некорректно. Да и если бы нас позвали, то я бы там не писала о своих впечатлениях. Старались границы не нарушать.

Не знаю, когда для нас закончится эта история. Возможно, когда завершится расследование и все виновные понесут наказание. Но даже тогда будет сложно поставить точку. Сейчас у торгового центра стоят фотографии погибших, лежат цветы, всегда есть кто-то рядом, как в Новосибирске, Омске и по всей стране. Поток не прекращается, это очень поддерживает.

Большое спасибо за то, что выслушали. Это значимо для меня.

Записала Наталья Родикова