Чудовищный эксперимент: почему психологи, изучавшие заикание, не написали отчёт
В истории психологии есть эксперимент, который упоминают как Чудовищный. В ходе этого эксперимента никто не наносил физических увечий и тем более не убивал людей. Но последствия нанесённых из научного любопытства психологических травм оказались пожизненными – излечить их не удалось. Что тем более страшно в свете факта: испытуемыми были дети.
Откуда берутся заики?
Весной 1906 году в Америке, в штате Канзас, родился мальчик по имени Уэнделл Джонсон. Развивался он в целом нормально – если не считать того, что с пяти лет вдруг стал заикаться. Заикание стало его крестом. За дефект речи его дразнили соученики и товарищи по играм после школы. Заикание не давало ему вовремя выразить протест взрослым – ведь чем больше он был взволнован от того, что не хочет куда-то идти, тем труднее ему было выговорить даже простое «Нет».
Когда мальчик вырос, он решил посвятить свою жизнь тому, чтобы справиться с заиканием. С надеждой на то, что ему выправят речь, он пошёл учиться на кафедру английского языка в Университете Айовы. Но на кафедре не только не учили говорить по-английски без дефектов – там чуть ли не в воздухе витало неприятие даже невольных искажений языка. Стало ясно, что Уэнделлу не сюда. Он перевёлся на психологическое – и тем самым сделал первый шаг к своему будущему преступлению против человечности.
К тому времени природа заикания всё ещё не была ясна, хотя этот дефект речи преследовал человечество всю его (по крайней мере, письменную) историю.
Заикались некоторые древнеегипетские фараоны, римский поэт Вергилий, греческий оратор Демосфен и киренский царь Батт. В Европе многие рассматривали заикание как признак недостатка воли. В Новом Свете, у ацтеков, существовало поверье, что заикаются дети, поздно отлученные от груди – рекомендовалось отлучать до того, как у ребёнка появится речь, и уж тем более срочно прекратить кормить грудью, если заикание уже появилось.
Русский психиатр Иван Сикорский в девятнадцатом веке закрепил в русской и европейской медицине взгляд на заик как на людей с недостатком воли, добавив к этому определению ещё несколько качеств: чрезмерную впечатлительность, яркое воображение, робость перед людьми. С таким подходом первым делом иные европейские врачи пытались вылечить заикание, укрепив волю человека. Например, заставляя раз за разом делать что-то пугающее – прыгать с высоты в воду или вроде того.
Надо ли говорить, что нет ни одного труда по следам успешного лечения таким «воспитанием воли»?
К тому моменту, когда Джонсон решился вообще поступить в университет, боролись или рассматривались взаимно две теории о природе заикания. Первая, в материалистическом духе времени, утверждала, что причины у этого дефекта речи чисто физиологические (как бы сейчас сказали – врождённые неврологические особенности). Вторая настаивала, также в духе времени, на психологической причине заикания, рассматривая его как следствие некой травмы детства. Поскольку на физиологическом уровне, очевидно, наука ещё долго не смогла бы ничего с заиканием сделать, Джонсону оставалось обратить свой взор на психологию.
Кстати, надо сказать, изучение литературы как метод лечения заикания предлагалось ещё до того, как Джонсон решил, что это ему поможет. В Европе действительно существовали такие теории. Кроме изучения литературы и воспитания воли, предлагалось также научить ребёнка или взрослого не говорить, пока мысль не оформилась в уме полностью, или много общаться с гладко говорящим учителем (вдруг поневоле начнёшь ему подражать?), и даже просто отвлекать внимание заикающегося от дефекта – ведь чем больше о заикании думаешь, тем больше и заикаешься.
Сироты идеальны
Когда Джонсон решил, что ключом к лечению его заикания станет наблюдение за тем, как заикание вообще формируется, встал вопрос эксперимента. Не было никакой возможности просто наблюдать за тысячей случайных детей год за годом, надеясь, что несколько из них начнут заикаться и ты поймёшь, почему. Для этого нужны усилия не одного-двух учёных, а большой, хорошо спонсируемой команды.
Так что Джонсон решил поставить эксперимент. Он разработал опыт, для участия в котором не нужно было бы больше одного-двух учёных.
Осенью 1938 года молодой доктор психологии Уэнделл Джонсон пригласил к сотрудничеству свою аспирантку Мэри Тюдор. Ей было дано задание отобрать некоторое количество идеально здоровых психологически детей и детей-заик в сиротском приюте.
В двадцатом веке сироты для психологов и врачей считались наилучшим экспериментальным материалом: их можно было найти сразу много и в случае проблем потом никто из-за них не подавал в суд.
Тюдор посетил приют для сирот солдат и моряков. Там находились не только дети, потерявшие родителей, но и дети, чьи родители временно не могли о них заботиться сами. Из шестисот воспитанников Тюдор отобрала двадцать два ребёнка от пяти до пятнадцати лет – заик и тех, кого сочла подходящих к требованию идеально здоровых психологически (например, ни один не должен был быть переученным левшой). Над этими детьми и провели эксперимент.
На первом этапе школьников из приюта разделили на четыре группы. Первые две состояли из заик, третья и четвёртая – из здоровых детей. Одну из групп заик назвали группой «заикающихся», другая такого названия не получила. Между тем, название «заикающихся» дали и одной из «здоровых» групп (и снова – вторая «здоровая» такого не получила). Детям из групп, названных «заикающимися», сообщали, как их называют.
Более того, в течение учебного семестра Тюдор, разговаривая с представителями «заикающихся» групп, постоянно высмеивала их заикание, перебивала и критиковала речь. Напротив, заикам из группы без ярлыка она сообщала, что заикание они перерастут и им не стоит обращать внимание на этот небольшой недостаток речи.
По итогам семестра детей проверили по двум параметрам: успешности обучения и чистота речи. И нашли удивительное. Хотя на способность обучаться издёвки повлияли мало (в основном на способность читать в классе), зато на речь – более чем явно. Заики вообще, кажется, стали избегать устной речи, поскольку практически утратили возможность сказать без заикания хоть слово. Но более того, здоровые дети из «заикающейся» группы начали заикаться и тоже стали неохотнее говорить.
Результаты эксперимента должны были бы вызвать неописуемый ажиотаж в научном мире… Но полученные результаты вызвали бы скандал и обвинения в бессмысленной жестокости. Джонсон решил всё же об опыте не распространяться. Но Тюдор не могла просто оставить теперь детей с новыми проблемами. Она искренне переживала за тех, кто пострадал от их с Джонсоном научного любопытства.
Тюдор трижды навестила подопытных в приюте, проводя беседы с ними уже как психолог, стремясь избавить от полученной травмы. Но её попытки сделать процесс обратимым оказались тщетны. Дети остались заиками.
Одна из девочек, двенадцатилетняя Мэри настолько изменилась в характере в ходе эксперимента, что не просто стала замкнутой, но и позже сбежала из приюта. В конце концов она оказалась в другом, гораздо более худшем по условиям приюте для детей, которым предстояло выучиться на фабричных рабочих – но считала, что это лучше, чем эксперимент, который она пережила. В ходе того эксперимента она потеряла лучшую подругу, потому что больше не могла заставить себя разговаривать с ней.
Всё тайное становится явным
Хотя ни Джонсон, ни Тюдор не стремились опубликовать результаты эксперимента, сейчас о нём знает весь мир. И всё – благодаря журналистам. В 2001 году журналист из San Jose Mercury News провёл собственное расследование об эксперименте над сиротами. По материалам расследования была написана большая книга за авторством нескольких дефектологов. В этой книге авторы так и не смогли прийти к единому мнению, насколько безнравственным был эксперимент. Ведь речь шла о периоде, когда о научной этике ещё не задумывались.
В 2003 году семь жителей штата Айова подали в суд, требуя компенсации за проведённый над ними эксперимент – а точнее, за его губительные последствия. Так стало известно, что дети, пострадавшие в ходе эксперимента, остались заиками на всю жизнь. В 2007 году суд удовлетворил все требования, и бывшие подопытные получили по 25 000 долларов от Университета Айовы.
Тем не менее, вред, причинённый сиротам, можно было бы исправить. Но увы… Если бы они жили примерно на тридцать-пятьдесят лет позже.
Действенные методики работы с заиканием были разработаны уже во второй половине двадцатого века. Они включали в себя как логопедические приёмы (например, приучение говорить ритмично и чуть нараспев), так и психологическую реабилитацию.
Большой вклад в методы исправления заикания внесли советские дефектологи. Эти методы применимы и к детям, и ко взрослым. Более того, развитие техники дало возможность узнать, что в начале двадцатого века правы были адепты обоих взглядов на возникновение заикания. Оно может иметь как психологическую природу, так и чисто неврологическую.
Надо сказать, эксперимент Джонсон стоит лишь в ряду жестоких опытов над детьми, которыми прославился двадцатый век.
Всего через несколько лет после Джонсона и Тюдор начал свои поистине чудовищные эксперименты в Европе доктор Менгеле – проверяя самые безумные теории на детях из концлагерей. Его опыты оканчивались смертью маленьких невольных участников. Та же участь ждала подопытных японского «Отряда 731» во время Второй Мировой.
Советские учёные, вслед за Павловым исследовавшие условные рефлексы, чтобы отследить их формирование у человека, отбирали добровольцев из числа беспризорников. Беспризорники на эксперимент шли охотно: подопытных кормили, они получали кровать и возможность помыться. Но для исследований им выводили протоки слюнных желез на внешнюю сторону щеки и… так и оставляло. Это значило, что подопытные потом всю жизнь истекали слюной и были уязвимы к инфицированию выведенных протоков.
В 1920 году, в рамках исследования всё тех же условных рефлексов, маленького мальчика по имени Альберт в США познакомили с белой крысой. Они отлично играли вместе, но экспериментаторы начали бить молотком по стальному листу каждый раз, как Альберт видел белую крысу. Мальчик начал бояться, вплоть до истерик, не только животного, но всего, что напоминало крысу внешне – например, было белым и пушистым, как вата.
После того, как на месяц мальчика и крысу разлучили и они совершенно друг друга не видели, фобия всё равно сохранялась. Увидев крысу, Альберт зарыдал.
Психиатрица Лоретта Бендер в сороковых годах ставила эксперименты на без малого ста сиротах с диагностированной шизофренией, давая детям ЛСД и псиллоцибины (в РФ эти препараты сейчас запрещены). По задумке Бендер, дети должны были от шока выздороветь. Тем детям, у кого были не слишком пугающие галлюцинации, дозу наркотиков увеличивали. Бендер потом заявила, что большинство детей от шизофрении вылечилось, но этот результат, как и этичность такого обращения, в наше время подвергают сомнению. Тем более, что шизофренией в сороковых называли очень много разных состояний.
Странные эксперименты просто обожал Император Священной Римской империи Фридрих II. Так, например, по его приказу двух преступников сытно накормили, а потом одного отправили спать, а другого – развлекаться на охоту. Зачем? Чтобы потом вскрыть им брюхо и посмотреть, у кого пищеварение протекает лучше. Был у него и эксперимент с детьми.
Дело в том, что Фридрих, как и многие, полагал, что дети до обучения их любому языку говорят на том же языке, на котором говорили первые люди в Раю. Чтобы узнать, что то будет за язык, он приказал изолировать двух младенцев и обихаживать их исключительно без разговоров. Почему двух? Чтобы стимулировать их говорить друг с другом. Увы, в ходе эксперимента младенцы не только не начали друг с другом говорить, но и умерли – от явно неподходящих им условий содержания.
